Название: Дороги, которые нас выбирают
Автор: леди Лилит де Лайл Кристи
Бета: Clara Oswin Oswald
Иллюстратор: enox
Размер: ~39 000 слов
Пейринг/Персонажи: Савада Цунаёши, Гокудера Хаято, Ямамото Такеши, Хибари Кёя, Рокудо Мукуро, Сасагава Рёхей, Курокава Хана, Занзас (все 25!YL), ОЖП и ОМП.
Категория: джен, упоминаются гет и слеш
Жанр: драма, детектив, POV
Рейтинг: R
Краткое содержание: тихая и спокойная жизнь Савады Цунаёши внезапно нарушается новостями о взрыве в офисном здании, а следом за ними появляются люди, которых он не видел много лет, напоминая о прошлом, забыть которое всё равно никак не получалось. Но самое главное, ему срочно надо решать, имеет ли смысл держать давнее обещание, или оно уже давно потеряло актуальность.
Дисклаймер: герои принадлежат Амано-сенсей. Буквы – Кириллу и Мефодию. Япония и якудза – тенно.
Примечание: якудза!AU, никакого Пламени, характер Цуны нечто среднее между обычным и гипер-режимом.
Скачать: .doc |.rtf | .txt |
В этом тексте очень много сносок. Наведите мышку на сноску – появится пояснение. Не появилось? Нажмите её!
Голова казалась посторонним предметом, зато я явственно ощущал её кубическую форму, особенно тяжёлые, словно свинцом обитые углы. А внутри она была набита рыхлым соевым творогом вместо мозгов – непередаваемые ощущения. Вообще-то я знаю, что пить нехорошо, а пить так много – ещё хуже, но каждый раз всё повторялось снова и снова. Не думать, не вспоминать, не чувствовать… Это гораздо проще, если залиться алкоголем до самых краёв. Тогда в голову лезут совершенно другие вещи. Например, сейчас я вдохновенно вещал о том, что Токио страшный город, и здесь, кажется, нет ни одного человека, который может позволить себе спать столько, сколько хочется. А может быть мы все давно уже свихнулись от недосыпа, сами того не заметив, и продолжаем по инерции жить дальше.
Честно говоря, я не был уверен, что это всё интересно барменше, но продолжал молоть языком, пока искал деньги. Пользоваться кошельком я до сих пор не научился и вряд ли когда-нибудь сподоблюсь – привычка распихивать купюры по карманам слишком въелась. У меня их вообще много – всяких разных, мелких и не очень, оставшихся на память о почти десяти годах моей единственной и неповторимой жизни. А вот привычка сидеть в барах до тех пор, пока охрана не начнёт тормошить и выпроваживать, была приобретена мною гораздо позже и всякого рода ностальгических воспоминаний не вызывала.
Барменша терпеливо ждала, подперев рукой А на первой, где ни одной ссылки не было, тоже? подбородок, и я внезапно вспомнил, что именно такая причёска было у моей невесты в ту давнюю пору, когда она у меня ещё была. Чёлка, заколотая несколькими заколками, остальные волосы собраны в высокий хвост, чуть вьющийся кончик которого едва достаёт до плеча. Я подумал, стоит ли ей об этом сказать… Или это просто очередной глюк пьяного подсознания? Но вместо этого выдал почему-то совершенно другое:
— Время… время постоянно ускользает. Вот думаешь, что его всё ещё так много, как внезапно оказывается, что нет. Закончилось оно давно, а то и вовсе не было никогда.
Охранник, совсем молодой ещё парень, покрутил пальцем у виска, но подхватил меня под локоть, когда я, наконец-то расплатившись, чуть не упал с высокого барного стула.
— Папаша, может тебе такси вызвать? А то ты что-то совсем плох, — предложил он. В тёмном зале уже никого не было, только торчали ножками вверх перевёрнутые и поставленные на столы стулья, да крутился зеркальный дискотечный шар. Без музыки и посетителей этот крохотный бар выглядел как-то совсем сюрреалистично, а может я и вправду здорово перебрал.
— Такси? Да нет, не надо, я сам как-нибудь...
Я проковылял до выхода, чувствуя спиной два внимательных взгляда – вдруг не дойду? Потом буквально втащил себя вверх по лестнице из полуподвального помещения и неспешно пополз от Иигуры[1] куда-нибудь, где и вправду можно было поймать такси. Тогда я думал сразу о десятке вещей, но снова и снова возвращался мыслями то к барменше с причёской давно умершей женщины, то к мальчишке-охраннику, назвавшим меня «папашей». Я что, действительно так плохо выгляжу? Заглянул в тёмное стекло витрины: в нем отразилась моя опухшая и заросшая рожа, и я недовольно потёр подбородок. Надо будет хоть побриться, когда доберусь до дома и просплюсь.
Какой там ещё список необходимых дел? Кофе, свежая рубашка и, пожалуй, стоит сменить галстук. Вот в чём я точно не испытывал нужды, так это в галстуках – за пятнадцать лет не купил ни одного нового. Мне всего тридцать семь, но, может быть, тому парню я и впрямь гожусь в отцы, кто знает? Но всё равно что-то ёкает в груди, да ещё и барменша эта со своей причёской... Не охота чувствовать себя стариком, но ещё меньше хочется думать, сколько лет могло бы сейчас быть моему сыну, если бы всё сложилось иначе.
Я чуть было не заснул в такси, потом снова долго рылся по карманам в поисках денег. Зато никто и никогда не сопрёт их все разом, как если бы я носил их в кошельке. Всё отдельно – ключи, паспорт, деньги, телефон – в брюках два кармана и ещё четыре в пиджаке, на всё хватит. Всякие сумки я не любил носить по той же самой причине, «паранойя в последней стадии», как мне недавно сказали.
Квартира встретила меня темнотой и тишиной, даже зажигать свет не хотелось. До начала рабочего дня оставалось ещё целых четыре часа, и два из них, а то и все два с половиной, можно было смело проспать, что я и сделал, едва вспомнив о том, что надо достать из шкафа футон. А кое-как проснувшись, первым делом направился на кухню включить кофемашину. Чуть ли не полчаса чистил зубы, потратил уйму времени на утреннюю суету, но на рабочее место всё равно попал одним из первых. Но всё же не первым – Ямамура Азуса прибежала раньше и теперь возилась с косметичкой, тщательно вырисовывая стрелки, или как это у них там зовётся.
— Доброе утро, Савада-сан! — весело заявило это неземное создание, не отрывая взгляда от зеркальца.
Ей ещё нет и двадцати пяти, что совсем не удивительно – в этом отделе работает в основном молодёжь; они получают опыт, добиваются повышения, а я так и сижу здесь без каких-либо перспектив. Не то что бы меня это удручало, но с каждым годом становится всё больше удивлённых взглядов в мою сторону. И если раньше дело было только в этих рубашках и галстуках, в начищенных ботинках и пиджаках, таких контрастных на фоне всеобщих футболок и джинсов с кедами, то теперь ещё и в возрасте. Дизайнеры и художники могут позволить себе не соблюдать дресс-код, пока ещё сидят здесь и творят... или вытворяют. А я ничего не хочу менять, один раз уже привык, теперь не переучишь обратно. И галстуки, и ботинки для меня почти то же самое, что и деньги без кошелька, что и руки, которые нельзя держать в карманах или под столом… Как то, что спину нужно держать ровно, а ногу на ногу класть просто не безопасно. В барах и ресторанах нельзя садиться спиной к выходу, а проходя мимо витрин нужно всегда обращать внимание на отражения.
— Кому доброе, а кому не очень, Ямамура, — несколько запоздало ответил я, уже включив компьютер.
— А просто пить меньше надо, — ехидно возразила она. — Тогда и доброе будет!
Ещё чуть-чуть и язык покажет, несносная девчонка! А в прочем, я и вправду скоро начну ворчать как старик, если так пойдёт и дальше.
Полдня сидел, уставившись в монитор и пытаясь прогнать из головы остатки вчерашней выпивки. Не то что бы работа в этом плане как-то помогала, но некоторый прогресс наличествовал. В обед же практически всё население кабинета расползлось по близлежащим кафешкам, оставив только меня с пластиковым стаканчиком рамена и Ямамуру с художественно разукрашенным бенто. Не самая плохая компания, так что я не жалел об этом до тех пор, пока она не включила телевизор. Визгливая говорливая коробка на этот раз испоганила мою жизнь новостями, да такими, что я чуть не захлебнулся своей быстрорастворимой лапшой.
— Сегодня, около десяти часов утра, прогремел взрыв в офисном здании на Синдзюку, — профессионально поставленным голосом вещала дикторша. — Эпицентром взрыва был офис частной компании CEDEF, располагавшийся на одиннадцатом этаже. Как уже выяснили эксперты, взрывное устройство было установлено...
Очень захотелось разбить чем-нибудь телевизор, ну или хотя бы просто вылететь из офиса, хлопнув дверью, но я сдержался, только удивлённо смотрел на переломанные палочки для еды в своих руках. Кажется, у меня где-то ещё были?
— На данный момент опознаны тела всех пятерых погибших, — продолжал надрываться в истерике ящик, теперь показывая не видеосъёмку дымящихся руин, а фотографии.
— Директор компании Каи Иэмицу(61 год), его заместитель Орена Турмерик(52 года), главный бухгалтер Орена Орегано(47 лет), начальник службы безопасности Лал Мирч(45 лет), начальник отдела метрологии Эспозито Базиль(37 лет). Полиция рассматривает различные версии произошедшего...
На этом месте я просто не выдержал:
— Выключи, пожалуйста, Ямамура!
— А? Что? — встрепенулась она, а потом послушно щёлкнула пультом. — Какой кошмар, Савада-сан! Никуда от этих террористов не денешься!
— Да при чём тут террористы? — не подумав ляпнул я, но тут же прикусил язык, пока не сказал ещё чего лишнего.
— А кто же тогда? — тут же ухватилась за мои слова Ямамура
Мне не оставалось ничего, кроме как ответить, тщательно взвешивая каждое слово:
— Террористы предпочли бы другой объект: метро, вокзал, торговый или выставочный центр. Любое место, где будет действительно много народу. А тут конкретный офис, десять утра в понедельник – им просто были нужны люди, собравшиеся на совещание. А пока одни якудза убивают других якудза, это только их личное дело, нас это не касается.
— Уф, а я даже не подумала о таком! Ну что бы мы без вас делали, Савада-сан!
— Нервы зазря тратили бы по любому поводу, — буркнул я в ответ. Я далеко не самый умный и не самый знающий человек, просто слишком хорошо знаком с правилами этой игры. И, сколько бы я себе не твердил, что произошедшее меня совершенно не касается, это ровным счётом ничего не меняло, да и не могло изменить.
Так что я даже почти не удивился, когда часа через два в зал вошёл тот, кого я оставил в прошлой жизни. Девушки на него, пусть аккуратно, но посматривали с интересом, мужчины же, повинуясь какому-то древнему инстинкту, постарались стать незаметнее. Он и в школьные годы выглядел так, что просился на плакат «А ты вступил в банду?», а сейчас ситуация только усугубилась. Он мало изменился за пятнадцать лет, ну волосы чуть иначе подстрижены, ну морщины появились около глаз, новый шрам на подбородке, а так – всё тот же Ямамото, даже подмигнул какой-то из наших девушек, как в старые времена.
Спокойно прошёл к моему рабочему месту, пнул свободный стул, пододвигая его ближе, развернул спинкой вперёд и уселся верхом.
— Слышал новости? — спросил он. Никаких тебе «Давно не виделись», или банального «Здравствуй», сразу к делу, хоть что-то новенькое. Я отложил в сторону планшет и заблаговременно воткнул стилус в специальную подставку, всё-таки дорогая вещь, было бы нехорошо, если бы его постигла участь деревянных палочек за обедом.
— Какие новости, Ямамото? — я попытался прикинуться бревном, хотя знал, что с ним это вряд ли пройдёт. И, судя по выражению его лица, не только не прокатило, но ещё и обидело хорошего, в сущности, человека.
— Вот только не надо строить из себя... — поморщился он. — Знаешь ты всё.
— Ну, знаю я вряд ли действительно всё, но самое важное уже слышал, — вздохнул я. — Только это ничего не меняет: я не при делах, а значит и сами дела меня не касаются.
Такого ответа он, кажется, не ожидал, но отступать не собирался.
— И что, ты вот так это всё оставишь? Знаю, между вами было не всё гладко, но это же твой...
— Ямамото, — я едва успел его остановить, прежде чем он растрепал бы на весь офис совершенно не нужную мне информацию, — я ведь уже сказал – меня это не касается.
Он замолчал ненадолго, а потом заявил, как будто выложил последний козырь:
— Тебя на той неделе Гокудера искал.
Ну спасибо, только вот этого мне ещё не хватало, особенно в таком контексте. Подумаешь, искал, а потом чего-то взорвалось! «После» отнюдь не означает «вследствие».
— Как-то он плохо искал, раз до сих пор не нашёл.
— Спрашивал, нет ли у меня твоего телефона, — продолжил Ямамото. — Так как телефона твоего у меня и правда нет, а про адрес работы он не спрашивал... Впрочем, это не все новости: ещё на той неделе подстрелили старшего Хибари, он теперь в больнице лежит, но вроде как ничего критичного. Моего старика кто-то прирезать пытался, но ты же его знаешь! Ночью вышвырнули тело в море, делов-то, а вот Мамокьё Мориэте не повезло – его как раз вчера хоронили.
— А более позитивных новостей у тебя нет? — скривился я. — А то как-то всё безрадостно и тоскливо. С чего вообще вдруг такая активность?
— А мне почём знать? — пожал плечами Ямамото. — Думать – это всегда была твоя забота, а я так, просто выполняю приказы.
Я закрыл глаза, чтобы не видеть его, чтобы не думать о его словах, не выстраивать в голове логические цепочки причин и следствий. И сказал, нарочно выбрав именно такую формулировку:
— Я давно уже не твой босс, и больше не играю в эти игры, ты же знаешь.
Так и сидел с закрытыми глазами, ждал, когда он уйдёт и заберёт с собой все непрошеные воспоминания, которые он вызвал своим появлением. Ведь я действительно больше не... Просто не, одна оболочка осталась.
— Вот значит как, — сказал он после продолжительного молчания. — В игры, значит, не играешь больше. Ну что ж, сиди дальше здесь, занимайся своими супер важными делами, а я обратно пойду. В игры играть, ты же знаешь, как я люблю это дело!
Ну надо же, всегда считал, что настолько вывести из себя Ямамото всего парой слов невозможно, а оказалось, и особо стараться не надо. Я так и сидел, пока он, повернув к себе монитор моего компа, любовался на мои нынешние «супер важные дела».
— Сиди, рисуй какую-то кошмарную розовую пакость. Это же гораздо важнее, — заявил Ямамото напоследок и, не прощаясь, пошёл к выходу, с силой вцепившись в лямку узкого и длинного чехла, болтающегося за его спиной.
Он был таким настоящим, весь, от носков начищенных чёрных ботинок до острых кончиков поставленных гелем волос, в ярко-голубой вышитой рубашке, сером пиджаке с отблеском, на лацкане которого красовался маленький круглый значок. И его выуженные из кармана на ходу очки от солнца с почему-то синими – в цвет? — стёклами, скрипящие ботинки – всё это было когда-то частью моей жизни. И в сравнении с ним, таким ярким, офис казался тусклым черновым наброском. Но вот он ушёл, и всё снова встало на свои места, будто и не было ничего.
Я заварил чаю, отметив про себя, что никто необычного визитёра не обсуждает, словно он мне в бреду привиделся. Хорошо бы и в правду было так, но вряд ли мне так повезло. Просто люди – катаги[2], когда то и я называл их всех катаги! — предпочитают не лезть в такие дела, ведь их это совершенно не касается. Как и меня, вот уже пятнадцать лет.
Так что я просто вернулся к своей кошмарной розовой пакости – очередной заказ на разработку дизайна для девчачьей парфюмерной продукции. Цветовая гамма и впрямь не ахти, но заказчикам почему-то нравится.
В двадцать два года у меня был только аттестат об окончании старшей школы, да и он, прямо скажем, не блистал. Так что по сравнению с сидящими вокруг меня сейчас мальчиками и девочками, я был двоечником и неучем. Меня и работать сюда взяли исключительно по знакомству, поскольку, кроме как более-менее сносно рисовать, я ничего толком не умел. За пятнадцать лет я освоил с десяток компьютерных программ для работы с графикой и видео, прочитал полсотни книжек о рекламе и маркетинге и стал каким-никаким, но специалистом. У меня была квартира и нормальная работа, не позволяющая сдохнуть с голоду, а больше мне ничего и не нужно было. Разве что ещё спать без кошмаров, да перестать мечтать, что меня кто-нибудь грохнет, по ошибке или просто по старой памяти. Ямамото отказался рубить мне голову по старой дружбе, видите ли, сэппуку уже давно никто не делает, вот я и маюсь теперь.
Но спокойно дожить до конца рабочего дня мне было не дано, поскольку Ямамура, долго с кем-то препиравшаяся по телефону, положила трубку рядом с аппаратом и направилась ко мне. Все почему-то считали логичным, что именно я должен решать спорные вопросы, разрешать конфликтные ситуации или просто объясняться с людьми, когда остальные не понимают, чего те от них хотят. Просто потому, что я был значительно старше всех остальных.
— Савада-сан, там какой-то хам, который ещё и по-японски с диким акцентом говорит, требует к телефону Каи Цунаёши, — заявила она, даже не подозревая, насколько плохие новости принесла. — Я пыталась ему объяснить, что никаких Каи у нас нет, но он упёрся, как баран. А потом я подумала, может он что-то перепутал... Других Цунаёши, кроме вас, в отделе нет, так может он просто не ту фамилию записал? Кто этих бака-гайдзинов разберёт.
Один только факт того, с кем я сейчас буду «общаться» напрочь выветрил из меня мирные пятнадцать лет. Приди он лично – вломил бы ему металлической вешалкой, на которую мы зимой куртки цепляем, настолько я был зол. Даже удивительно, что телефон пережил эту беседу, а не взорвался прямо у меня в руках.
— Каи, твою ж матерь! — рявкнула трубка мне в ухо неприятно знакомым голосом, ещё более охрипшим за прошедшие годы. — Какого хрена я должен ждать? Время не резиновое, что б вы там не думали, идиоты косоглазые!
— Занзас! — на автомате огрызнулся я в ответ. — Ты до сих пор ещё не сдох? Какая жалость!
— Сказал бы я, что не дождёшься, но ты ж живучая тварь, так что можешь заказывает новый костюм, чтоб станцевать на моих похоронах! — тон был для него совершенно обычный, но содержание с ним никак не вязалось. Вот уж не думал, что однажды услышу от него что-то подобное. — Но это всё после, сначала к делу! Езжай в этот ебанутый офис и попробуй найти среди этого обгорелого мусора хоть что-то пригодное к работе!
— Я понимаю, что ты алкаш, но вот не думал, что ты ещё всякую дрянь курить начнёшь! Или ты обкололся? Иначе ты бы не забыл, о чём мы с тобой договаривались?
— Похуй, — мрачно ответствовал этот невыносимый тип, судя по звукам, приложившись к неизменному стакану виски. — Назначаю тебя там главой всего японского безобразия, люди твои, вроде как живы ещё, я недавно справки наводил, так что справитесь прекрасно. А то эти кретины даже собственные задницы спасти не смогли!
— Занзас, ты болен, причём, не только на голову, — вздохнул я. — Ты лечиться не пробовал? А то вдруг?
— Поздно уже, — как-то невесело хохотнул он. — Рак печени на последней стадии, я, хорошо, если до конца года протяну. Так что готовь костюм, как я сказал, станцуешь на похоронах, потом тебе ещё после меня все эти дерьмовые бумажки принимать...
Телефонная трубка подозрительно затрещала, оттого, что я её слишком сильно сжал, и я решил, что пора завершать разговор:
— Иди ты на хуй!
И не дожидаясь ответного посыла, швырнул трубку на базу, утёр со лба пот и набулькал себе из кулера стакан ледяной воды, благо он тут же стоял, рядом с телефоном. Очень хотелось вылить его себе на голову, но я удержался, и просто выпил его одним глотком. Содержательный вышел разговорчик, дальше просто некуда.
— Да вы полиглот, Савада-сан! — восторженно заявила Ямамура, пока я наливал себе второй стакан воды. — Это был французский? Или испанский?
— Итальянский, — коротко сказал я. Не объяснять же, что только что ругался на сицилийском диалекте, который многие лингвисты полагают отдельным языком, пусть и похожим на итальянский. С Сицилией всё всегда так, уйма сложностей и нюансов, которые надо учитывать. Назовите сицилийца итальянцем – получите в морду, а то и пулю, если попадётся кто-то вроде Занзаса. Не думал, что без практики я всё ещё помню его, а оказалось – стоит услышать знакомый голос, вызывающий соответствующие ассоциации, и я сам не заметил, как перешёл на другой язык.
— Круто! — продолжала восторгаться Ямамура. — Сейчас даже мои сверстники едва говорят по-английски, перевирая половину слов, а вы так бегло говорите! Не то, что ваш собеседник по-японски. Кстати, а чего он вашу фамилию так переврал? Каи и Савада – ничего же общего!
Я вздохнул и подумал, чего же это она такая энергичная и любопытная? Я в её возрасте был гораздо спокойнее. Хотя... В двадцать три я уже сидел здесь и читал мануалы к программам для работы с трёхмерной графикой, и мне было уже совсем не до чужих тайн. Что бы ей такое сорвать правдоподобно?
— Мы в последний раз очень давно общались, лет пятнадцать назад, а познакомил нас мой родственник по фамилии Каи, так что он либо не помнит, что у меня другая фамилия, либо просто не так записал тогда.
— А, — тут же успокоилась она. — Тогда всё в порядке? Мне показалось, разговор был не очень... Плохие новости?
— Да так, узнал, что он играет в Большом Казино, что не слишком удивительно...
Ямамура посмотрела на меня с таким недоумением, что я готов был уже залепить себе подзатыльник, за то, что сначала говорю, а потом думаю. Вряд ли японка, занимающаяся дизайном, знает что американцы, причём только те, кого принято считать гангстерами итальянского происхождения, говорят Big Casino, когда имеют в виду «умирать от рака». Интересно даже, сколько ещё таких вот фразочек до сих пор хранит моя память? Хорошо хоть я мало с кем общаюсь, чтобы это было так уж заметно. Хотя, скорее я специально стараюсь поменьше разговаривать, потому как следить за языком не всегда получается.
— Сильно проигрался? — сочувственно спросила она, решив для себя, что поняла меня.
— Более того, ещё и меня звал играть, — попытался пошутить я. — Ладно, к чёрту всех этих итальянцев с их закидонами, пора работать!
Вот так тебе, Занзас! Хоть за глаза, но будешь итальянцем, знаю я, как тебя от этого корёжит, хуже, чем японцев, когда их китайцами называют!
Я просидел над эскизами до конца рабочего дня, но был не уверен, что состряпал хоть что-то приличное, дождался, пока все не начнут расползаться по домам, а, оставшись в одиночестве, выудил из кармана прозрачную пластиковую коробочку. В таких обычно продают карты памяти для всяких устройств. Посмотрел на упрятанную в неё симку, и всё-таки решил позвонить. Достал со дна нижнего ящика простенький мобильник, который только звонить и умеет, воткнул в зарядку, убедился, что батарея ещё жива и вставил в него карту.
Телефон набирал по памяти и уже собирался как всегда долго ждать, пока на том конце снимут трубку, но не прошло и двух гудков, как я услышал отстранённое:
— А я-то гадал, сегодня ты позвонишь, или только завтра.
Это что, такая новая мода – не здороваться? А впрочем, он никогда не был образцом вежливости, так что нечему удивляться.
— Как здоровье твоего отца? — поинтересовался я.
— Спасибо, превосходно, — всё так же ровно и холодно сказал Хибари. — Его уже прооперировали, не о чем беспокоиться.
— Я рад.
— Так ты уже знаешь последние новости? И даже те, которых не увидишь по телевизору? — практически равнодушно спросил он.
— Ямамото приходил, — пожал плечами я, хотя он и не мог меня видеть. — Я подумал, вдруг он что-то пропустил, и решил уточнить.
— Сделал уже какие-нибудь выводы? Было бы не плохо, если бы ты в этот раз поставил нас в известность о своих планах заранее, а не как всегда.
— Я пока вообще не уверен, буду ли составлять какие-то планы, — вздохнул я.
— Ну да, конечно, — едва слышно фыркнул мой собеседник. — И именно поэтому мы с тобой сейчас разговариваем.
— Именно. Я хочу обладать всей возможной информацией, прежде чем начну делать глупости.
В трубке послышался лёгкий смешок. Ну кто бы мог подумать, что с возрастом Хибари станет более эмоциональным, скорее ожидалось, что он окончательно превратится в непробиваемую глыбу.
— Я приготовлю для тебя отчёт, как обычно, — сказал он, наконец. — Но тебе будет мало одного источника информации – я сейчас занимаюсь более-менее легальным бизнесом, так что…
Это «как обычно» причинило мне почти физическую боль, я с самого начала знал, что наш разговор кончится чем-то подобным, и всё равно…
— Я буду признателен тебе, Хибари, — произнёс я прежде, чем повесить трубку. Повертел в пальцах телефон, и решил не выключать и не вытаскивать симку. Смысла делать вид, что меня не существует, с каждым часом становилось всё меньше, при стольких-то жаждущих пообщаться.
После такого дня очень хотелось пойти в бар и как следует надраться, но одно только воспоминание о Занзасе вызывало тошноту. Так что на сегодня никакой выпивки. Прошёлся пешком по улице, купил зачем-то несколько свежих газет с красочными фотографиями раскуроченного взрывом здания, зашёл в маленький магазинчик и долго медитировал перед полками, выбирая сорта кофе и чая. Самое время – как раз вспомнил, что утром смолол последние зёрна. Чай, вроде как, ещё оставался, но им завезли несколько новых сортов... Домой ехал на метро, но чуть не проехал нужную станцию, точнее, проехал, но решил что всё так и надо, что с самого начала собирался зайти в супермаркет.
Накидал в корзину каких-то полуфабрикатов, пакет с рисом и упаковку яиц, замер перед полками с разнокалиберными бутылочками, снова задумался, потом одёрнул себя и схватил первый попавшийся соевый соус, всё равно никакой разницы. Какой смысл тщательно выбирать соус, если я даже не знаю, кто я такой? Раньше я не думал, что так бывает, но с тех пор поумнел и знаю, что бывает по-всякому. Бывает вообще все что угодно, просто не со всеми и не всегда.
Кто-то сидит себе спокойно всю жизнь перед компьютером, кого-то взрывают в собственном офисе, кто-то спивается, кто-то спекулирует недвижимостью, а кто-то устраивает бои без правил. Кто-то убивает за деньги, а кто-то поддерживает порядок на вверенной территории, и этот «кто-то» совсем не обязательно сацу[3], а очень часто совсем наоборот. Кто-то выбрасывает на ветер тысячи долларов, а кто-то готов удавиться за последнюю йену; кто-то учится, кто-то работает, кто-то вскрывает замки чужих сейфов. А кто я? Всего лишь клерк, который носит наглухо застёгнутые рубашки с длинными рукавами в самую жаркую погоду. Потому что это было единственное условие моего приёма на работу.
Это было не сложно, в конце концов, тогда я уже привык ко всем этим костюмам, галстукам, запонкам, да и сам не желал выставлять на обозрение некоторые вещи. Гораздо сложнее было научиться жить одному, самому чистить свои ботинки, покупать продукты, вытирать пыль, оплачивать счета, разделять мусор и выбрасывать его по определённым дням. Было тяжело привыкать вставать по утрам, следить за выражением лица и манерой речи, пользоваться общественным транспортом. Последнее, пожалуй, самое сложное – слишком много людей. Людей, которые стоят слишком близко, сталкиваются локтями, наступают на ноги, прижимаются в час пик. Они вызывали совершенно иррациональную панику, я даже первое время ездил исключительно на такси, но потом понял, что это слишком накладно и я больше не могу себе позволить такие траты. Я вообще многого больше не могу – видеть тех, кто мне дорог, искренне улыбаться, надеяться на что-то. А теперь…
Мог ли я сделать вид, что ничего не произошло? Признаться, я думал, что проигнорировать произошедшее будет легко, в конце концов, что-то подобное должно было однажды случиться. Но ведь я действительно не имел к этому никакого отношения; я твердил это себе снова и снова всю дорогу домой, но почему-то не мог выбросить случившееся из головы. И весь вечер, вместо того, что бы как всегда напиваться в баре, я читал статьи в газетах, даже залез в интернет со своего старенького ноутбука, но везде писали одно и тоже. И ничего из сказанного не помогло мне понять, зачем я вообще это делаю.
Я думал о погибших людях, но не чувствовал и половины тех эмоций, что испытывал, когда погибла мама. Даже смерть Хару я пережил гораздо тяжелее, хотя там дело было в чувстве вины, которое я совершенно внезапно у себя обнаружил. По поводу смерти Иэмицу я не чувствовал практически ничего. Турмерик, Лар Милч, Орегано… их я не знал достаточно хорошо, чтобы испытывать что-то личное. Разве что Базиля было немного жаль, мы были ровесниками, в чём-то схожи, в чём-то отличались. Я бы даже сказал, что он был хорошим парнем, с поправкой на его работу, разумеется. Самое странное, что больше всего я думал о Мори. Мамокьё Мориэта – кайтё[4] Мамокьё-кай, весельчак, балагур, выпивоха и игрок. Он любил жизнь, и любил жить, и всё всегда делал с полной отдачей: дрался, пока оставались силы, играл, пока не проигрывал всё, включая часы, запонки и долговые расписки, пил всё, что может гореть, любил… хотя об этом лучше спросить всех его женщин. Именно благодаря Мори я когда-то познакомился с Исикавой – директором нашей конторы.
Странно, я жалел о смерти Мори, но не жалел об Иэмицу – это было совсем другое. Не ярость, не боль, не страх и не равнодушие. Мои эмоции по этому поводу были похожи на бетонную плиту, рухнувшую на плечи – внезапно, тяжело и срочно нужно что-то делать, пока ещё есть какие-то шансы. Вопрос в том, что именно делать? Вставать и держать эту плиту на плечах, или выползти из-под неё по-тихому?
Утром, бреясь в ванной, я подумал что, в отличие от того же Ямамото, сильно изменился за последние годы, наверное из-за того, что пришлось коротко постричься, и с тех пор я так и не отпустил волосы как было. Тогда это показалось мне правильным – в новую жизнь с новой причёской, а теперь я подумал, что вдобавок к этому с возрастом волосы стали гораздо темнее. Даже специально слазил на полку и вытащил спрятанную в книге фотографию, чтобы сравнить – действительно, в старшей школе они были почти рыжими, да и Ямамото, кажется, всё же изменился…
Я смотрел на общий снимок нашей компании и думал, сколько же всего мы могли сделать за эти пятнадцать лет. Могли, но не сделали, потому, что я облажался. Эта мысль заставила меня взять себя в руки и поставить фото на место. А потом я, не задумываясь, зачем и почему так поступаю, собрал все книги, имеющие отношение к моей работе, все учебники, мануалы, стопки дисков со всякими заготовками, шрифтами, картинками и прочим хламом. Сложил их в пакет и отправился на работу, не пропадать же добру? Должно быть, это всё фотография виновата, иначе, почему я вдруг решил, что это мне больше не понадобится?
— Эй, Савада-сан, а вы сегодня позже обычного, — заметила Ямамура, когда я вошёл в кабинет. Большинство моих коллег были уже на своих местах, и тоже удивились времени моего прихода, хоть и никак это не прокомментировали.
— Решил последовать твоему совету «меньше пить», и видишь, чем это закончилось? Я почти опоздал! — пошутил я. Хотя, скорее просто попытался, я снова чувствовал себя двадцатидвухлетним придурком, который не знает, как надо разговаривать, чтобы никто ничего не заподозрил. Как надо ходить, сидеть, какое выражение лица иметь, чтобы не выделяться? Ведь я же научился, почему всё это снова происходит? Я поставил свой топорщащийся углами книг и дисков пакет на стул рядом с ней.
— Вот, может что-то из этого тебе пригодится… Там конечно не всё по-японски, но ты же читаешь по-английски? Да и те книги, что на итальянском, тоже надо куда-нибудь пристроить.
Ямамура посмотрела на меня сначала удивлённо, а потом будто бы даже испуганно. Мне казалось, что этот пакет с эмблемой супермаркета набитый старыми книжками выглядел нелепо, но смеяться её не тянуло.
— Вы это что удумали? — нахмурилась она, тыча пальцем в пакет. В нём тут же образовалась дырка, в которую выглянул острый угол пособия по полиграфике, так что теперь пакет выглядел не смешно, а печально.
— Я ещё толком ничего не придумал, — честно признался я. — Но рассматриваю разные варианты.
Она какое-то время ещё поворчала, а потом подошла к моему столу, присела на его край, наклонилась так, что глубокий вырез её топа оказался как-то слишком уж близко к моему лицу, и сказала тихо:
— Если бы вас должны были повысить, то кто-нибудь хоть что-то да слышал, а так… вы что, увольняться собрались?
На её шее болтались длинные бусы, похожие на нанизанные на нитку леденцы, яркие бусины в форме конпейто[5] и фруктов, наверняка она сама их делала. Но выражение её лица было серьёзным и давало понять, что так просто она не отступит.
— Честно говоря, я вообще ничего не хочу делать, ни увольняться, ни оставаться, — ответил я, переставляя карандаши в подставке, делая вид, что навожу порядок. — Просто этим утром я посмотрел на свою книжную полку, и решил, что тебе эти книги нужнее. Сам я их давно прочитал… Наверняка, там половина устарела – слишком давно я это всё покупал. Можешь всё это выкинуть, если они бесполезны.
Она ещё какое-то время пристально смотрела на меня, потом вздохнула:
— Спрашивать вас о чём-то совершенно бессмысленно! Но… спасибо. Надо будет вас как-то отблагодарить. Хотите я вам запонки сделаю? С розовыми кроликами из плейбоя?
Я представил эти самые запонки, которые она явно намеревалась слепить из полимерной глины, как и свои бусы, и рассмеялся.
— Нет уж, спасибо, но такое я не одену!
— Ну, как хотите, — демонстративно надула губы Ямамура. — Тогда придумаю что-нибудь другое.
Она вернулась к своему столу и начала увлечённо копаться в пакете, раскладывая книги стопками, кажется, по языкам, а я включил свой комп, загрузил незаконченный проект, и понял, что просто физически не могу продолжить им заниматься. Ямамура была права – я уже решил уволиться, и делать мне здесь было совершенно нечего, так что я принялся приводить в порядок файлы, над которыми работал в последнее время. Переименовал нормально папки, а то ж потом никто не разберётся, чем «новая папка(9)» отличается от «новая папка(23)» и что в директории «бла-бла-бла» собрана переписка с клиентами. Все материалы по незаконченному проекту собрал в одной папке и заархивировал её, чтобы удобнее было переслать следующему несчастному, кто должен будет заниматься «кошмарной розовой пакостью».
А потом я открыл поисковик и начал делать то, что я умел гораздо лучше дизайна флаконов для туалетной воды. Так что, к обеду я перерыл все новостные сайты, окончательно убедившись, что если в полиции и знают что-то о произошедшем, в СМИ это не просочилось. Официальная версия – разборки между кланами якудза, но кто именно одним ударом уничтожил всё камбу[6] Каи-гуми? Не было выдвинуто ни одной версии, зато все долго рассуждали о том, что злоумышленник через подставное лицо снял офис этажом ниже и прикрепил бомбу с часовым механизмом на потолке как раз под кабинетом для совещаний. Но какой смысл говорить об очевидных вещах? И, раз уж речь идёт о всех камбу, то кое-кого не хватает для ровного счёта. Где во время совещания был юрист? В итоге, я просто не мог думать ни о чём другом – где носило Моретти, когда офис взлетел на воздух? Почему его не было вместе с остальными и случайность ли это?
— Савада-сан! — прервала мои размышления Ямамура. — Вас опять к телефону!
Я ожидал снова услышать Занзаса и приготовился много материться, но, вместо хриплого голоса самого долбанутого из моих старых знакомых, я услышал чуть ли не заикающегося от страха парня:
— Савада-сан? Простите, если отвлекаю вас от чего-либо важного, но нам нужно встретиться как можно скорее!
— Вы кто? — спросил я довольно грубо. Не то что бы специально, скорее из-за общего настроя, но голос на том конце провода приобрёл совсем уж панические нотки.
— Прошу прощенья, что сразу не представился, моё имя Ёсида Рюдзи, я юрист. Дело в завещании, честно говоря, даже не знаю, как быть в такой ситуации…
Откуда он вообще вылез, этот Ёсида? Только что из института, надо полагать, и сразу же вляпался в такое дело… не повезло парню.
— У меня обед через час, — прервал его я. — Можем встретиться в Kisoji[7], что в Комагомэ[8]/ Вас устроит?
В трубке удивлённо замолчали, а потом поспешно согласились, оставив меня в задумчивости. Ни одна из заинтересованных сторон не выбрала бы такого юриста! Скорее уж имело смысл ждать звонка или визита Моретти, если уж завещание и вправду имеет место. С этой мыслью я снова влез в сеть. Обнаруженное повергло меня в изумление. Старательно игнорируя все новости, которые хоть как-то были связаны с теневой стороной нашего общества, я умудрился многое пропустить. Например, что Моретти Мертвец три недели назад погиб в результате несчастного случая. Угу, адвокат одного из кланов якудза совершенно случайно упал с моста? Ну ладно, пьян был, или ещё что, но почти сразу после этого взлетают на воздух все остальные большие шишки, красота!
Я распечатал некоторые из найденных файлов, сложил в папочку, и подумал, что стоит сделать ещё кое-что, просто для того, чтобы быть честным и с собой, и с людьми. Так что открыл текстовый редактор и набрал заявление об увольнении по собственному желанию, немного подумал ставить сегодняшнее число или завтрашнее, но потом решил, что всё равно остаются ещё две, если я не путаю, недели, которые надо отработать, так что нужно ставить прошедшую дату и оставил это поле пустым. Снова прогулялся до принтера, поставил именную печать и пошёл к нашему начальнику. Пятнадцать лет назад Исикава меня серьёзно выручил, приняв на работу фактически с улицы, так что дать ему возможность сказать: «Этот человек у нас не работает» – меньшее, что я могу для него сделать.
Тогда я только-только начал осознавать, насколько большая жопа приключилась в моей жизни, и совершенно не понимал, что с ней делать. Буквально в один день я потерял всё, чего добивался десять лет, потерял гордость, и чуть было не распрощался с жизнью. Не то что бы после случившегося она была мне так уж дорога, но всё равно было больно. Сначала я не думал ни о каком будущем, демонстративно послал всех как можно более грубо, потому, как это представлялось мне наиболее подходящим выходом. Помогло плохо, правильнее сказать – вообще не помогло, тогда я просто оборвал все связи разом. Связался с Исикавой, огорошив его совершенно неожиданным вопросом – возьмёт ли он меня на работу в свою фирму. Собрал свои рубашки и галстуки и переехал из тихого Намимори в Токио, огромный город-муравейник, где один единственный человек легко может затеряться.
Тогда тоже было лето, жаркое, душное, влажное, невыносимое. Рубашка неприятно липла к спине под тёмным пиджаком, а шея, стиснутая галстуком, болела чуть ли не сильнее чем левая рука, которой я всё ещё не слишком-то мог двигать. Не знаю, как я вообще доехал до офиса, да и Исикава сразу понял, что со мной что-то не так, пришлось объяснять в общих чертах, но ему вполне хватило воображения додумать недостающие детали. Я был отправлен долечиваться с крайне вежливой, но очень настойчивой просьбой найти костюм попроще и в дальнейшем, так же как и сегодня, прятать под одеждой всё лишнее. Он взял меня без лишних вопросов, без диплома, без опыта работы, без гарантий, что моё присутствие не навредит его компании. Когда через несколько лет мне предложили повышение, я сам отказался. «Чем выше ты поднимаешься, тем виднее твой зад окружающим, — сказал я ему тогда. — Кто знает, что будет, если всплывёт моё прошлое?» Мы хорошо понимали, что сохранить всё в тайне в наших общих интересах.
Исикава не удивился, что я решил уволиться наоборот спросил, почему я вообще пришёл сегодня на работу, ведь вполне мог бы уйти вчера, сразу после новостей. А уж когда я заявил, что собираюсь приходить сюда ещё до конца недели… Впрочем, я получил разрешение не возвращаться сегодня после встречи, если будет такая необходимость.
— Вы очень странный человек, Савада-сан, — сказал он. — Я не мог понять вас тогда, не понимаю и сейчас. Возможно, я и не хотел вас понимать, но вы проработали здесь пятнадцать лет, а я до сих пор не понимаю зачем.
— Просто я дал одно обещание, — ответил я. — Но теперь оно нарушено другой стороной, и я не знаю, должен ли продолжать хранить его. Именно поэтому в заявлении нет даты – поставьте её сами тогда, когда всё закончится. Это страховка для вас и всей компании.
Я вернулся в отдел, забрал папку и предупредил Ямамуру, что могу сегодня уже не вернуться. Кажется, она хотела что-то спросить, но я ушёл раньше, чем она успела это сделать.
Ресторанчик я выбирал исключительно из соображений приватности беседы – с отдельными кабинетами, к счастью, память меня не подвела – интерьер этого места не изменился с моего последнего визита. Всё те же ширмы, обтянутые расписанной рисовой бумагой, столики стоят на небольших возвышениях с татами, в углу каждой «комнаты» сложены подушки. А ещё там было почти пусто, хотя для этого времени суток это вполне объяснимо, так что я совершенно спокойно занял самый дальний кабинет, чтобы никто не мог ходить мимо, заказал рис с овощами и креветками и чай, предупредил официанта, что у меня назначена встреча с мужчиной по фамилии Ёсида. Давненько я не был в подобных местах, даже какая-то ностальгия появилась.
Ёсида действительно был молод, пожалуй, даже слишком молод, чтобы его можно было воспринимать всерьёз как юриста. Слегка растрёпанные волосы, съехавшие на кончик носа очки, самый обычный костюм и дешёвый галстук. Когда он разувался, от нервов едва не запутавшись в шнурках, я заметил, что его ботинки знавали лучшие времена. Зато портфель для бумаг, который он суетливо пристроил рядом с собой, после того, как всё-таки уселся на дзабутон, был новый и хорошего качества. Забавно, что это первое, что он купил, когда появились деньги, будто прицел на будущее, весьма существенный штрих к характеру.
Мы поздоровались и обменялись визитками, на его значилось лаконичное «Частная компания CEDEF, юридический отдел, Ёсида Рюдзи» и до боли знакомая эмблема – ракушка, заключённая в круг, даймон[9] Каи-гуми. Так что я просто не удержался:
— И как вас только угораздило стать адвокатом якудзы сразу после выпуска?
Ёсида вздрогнул и посмотрел на меня с испугом, а потом почему-то вздохнул с облегчением, утыкаясь взглядом в полированную столешницу.
— Наверное, это даже хорошо, что вы понимаете, что происходит, Савада-сан, потому что я совершенно сбит с толку.
Я взял отложенные было палочки и продолжил есть, всё-таки у меня обед и я успел изрядно проголодаться.
— Хотите совет, Ёсида? — спросил я. — И заметьте, совершенно бесплатный.
Он наконец-то поднял на меня взгляд и нервно поправил очки.
— Адвокат, а тем более адвокат такой конторы, — наставительно продолжил я, кивнув на его визитку. — Никогда не должен признаваться, что чего-то не понимает. Он должен быть спокоен, собран и уравновешен, вежлив и настойчив. А главное очень, я подчёркиваю, очень хорошо думать, прежде чем говорить.
— Вы совершенно правы, — вздохнул он. — Вот только я совершенно не тяну на такого адвоката. Я действительно только окончил университет и не мог найти работу, пока не попал в CEDEF. Я думал, что это большая удача – работать в крупной компании, пока не понял, почему к ним никто не хотел идти.
На последней фразе он улыбнулся немного горько, будто бы расписываясь в собственной глупости. Потрясающе! «Обнять и плакать», как говорит нынешняя молодёжь, впрочем, у такой внешности и манеры поведения есть и свои плюсы – до поры такого никто не станет принимать всерьёз, и, если у него всё же есть мозги…
— Ладно, это ваше личное дело, которое меня совершенно не касается, — произнёс я, прикидывая различные варианты. — Вы так и не сказали толком, зачем нужна эта встреча.
Ёсида, как мне показалось, немного успокоился, по крайней мере, движения его уже были менее суетливы. Он достал из портфеля несколько конвертов из плотной белой бумаги и положил их на стол между нами. Я даже отодвинул соусник чуть в сторону, на всякий случай.
— Конечно, у меня нет практики, но я никогда прежде не читал и не слышал о том, чтобы один и тот же человек оставлял два разных завещания в пользу одного и того же лица, — рассказал он, подвигая ко мне сначала один конверт, потом другой. — Первое уже было заверено прежним юристом, нужно было лишь переоформить. Второе… формально, юридической силы не имеет, но, как я понял, необходимо для соблюдения традиций.
Я открыл первый конверт, бегло просмотрел текст, сухой, формальный документ сводился к тому, что всё своё имущество, а именно контрольный пакет акций компании, Каи Иэмицу завещает Саваде Цунаёши. Из документа следовало, что больше у него ничего своего и не было, а значит и дом, и машина, и всё прочее оформлено на компанию. Вот уж воистину подлянка с того света, будто меня целеустремлённо подталкивают к определённым действиям, загоняют в тупик. Я небрежно отложил бумагу, слегка откинулся от стола с чашкой чая, глядя на второй конверт, как на ядовитую змею. Было сложно не догадаться, что в нём, и, если до этого момента я ещё мог соскочить, то после того, как прочту другое завещание…
— А остальные? — спросил я, чтобы потянуть время.
— Члены совета директоров составили очень странные завещания, — неловко развёл руками Ёсида. — Всё вроде как обычно, кроме одного пункта – все принадлежащие им акции достаются обладателю контрольного пакета. Наверное, в этом есть смысл, но я его пока не понимаю.
А вот я понял сразу, хоть и пятнадцать лет назад это ещё не было распространённой практикой, но формализм, юридические проволочки и бюрократизм уже набирали обороты. И именно из-за такого завещания мне однажды уже пришлось очень не сладко. Власть в клане принадлежит оябуну[10], и только он имеет право решать, кого взять на место умершего. Акции лишь предлог, некоторый доход и формальная возможность влиять на принятие решений, не более того. Я достал из внутреннего кармана блокнот и карандаш, пытаясь быстро подсчитать.
— Контрольный пакет – пятьдесят процентов плюс одна акция – у оябуна, — начал рассуждать я. — Акций у со-хомбутё[11] и сайко-комон[12] должно было быть поровну, у кайкэй[13] и сингин[14] тоже, но немного меньше. Базиль, если я всё правильно понимаю, был вакагасира[15], тоже не самая низкая должность. Значит, акции остались только у других вакагасира и сятейгасира[16]… Нет, это не завещания, это сплошная подстава, мало того, что кланом фактически некому управлять, так мне ещё и налог на наследство надо будет выплачивать!
Ёсида, до этого сидевший молча и не спешивший меня поправлять, всё-таки решил кое-что уточнить:
— Не так уж много, если смотреть объективно – после выхода новостей рыночная стоимость акций упала, и всё ещё продолжает падать, так же как и акций дочерних предприятий. А вам завещаны только акции, так что, даже с учётом вот этих завещаний, которые должны быть официально оглашены в присутствии остальных наследников, сумма выйдет вполне подъёмная.
Он был прав, более того, он, скорее всего, уже подсчитал, во сколько мне это обойдётся. Может быть, ему не хватало опыта, навыков общения с людьми и уверенности в себе, но, как мне показалось, если уж он что-то делал, то делал дотошно и до конца, стараясь учесть всё возможное. Достойный материал, при должной обработке… Ну вот, опять меня понесло кроить чужие судьбы раньше времени, своей бы лучше занялся. Я достал из папки одну из распечаток, и положил между нами.
— В понедельник акции упали в цене не первый раз, существенней всего, но далеко не в первый, — сказал я, ведя пальцем по графику. — Например, пятнадцать лет назад, потом – семь. Вы юрист, а не экономист, так что поверьте мне на слово – рынок тут не причём. Первый раз клан сдал свои позиции из-за существенного удара по репутации, каюсь, целиком и полностью моя вина, но после восстановил своё влияние, что отразилось и на финансовом состоянии. Но семь лет назад случилось что-то ещё, и дела клана шли всё хуже и хуже, вплоть до этого обвала. Вы… за то время, что проработали на клан, не слышали ничего об этом?
Ёсида задумался, явно старательно перебирая в памяти все разговоры, которым был свидетелем, но всё равно покачал головой.
— Боюсь, что нет. Я работаю в CEDEF только неделю, первым делом все озаботились переоформлением завещаний, потом я пытался разобраться в бумагах моего предшественника, — он тяжело вздохнул и ссутулился. — Там такой кавардак, что я практически ничего не могу понять, ни классификации, по которым они разложены, ни половину пометок… Зато я понял, почему компания искала юриста со знанием итальянского и убедился, что я его знаю гораздо хуже, чем имел смелость считать.
— Язык можно подтянуть, а вот то, что Моретти имел привычку почти всё держать в голове… Особенности бизнеса, — сказал я, пожав плечами. — Но это действительно плохо, куда ни глянь – сплошные сложности.
— Эти ваши тёмные дела… — на самой грани слышимости пробормотал Ёсида, а я внезапно разозлился. Будто нашло что-то, ударило в голову, как крепкий алкоголь, и я, протянув руку через стол, сгрёб его за воротник рубашки, чуть потянув на себя, наклонился, почти уткнувшись лбом ему в лицо, зашипел рассерженно:
— Не «ваши», а «наши», Ёсида! Нет, ты ещё можешь попробовать уволиться, но куда тебя теперь возьмут? Ты сингин[14] Каи-гуми, вызубри это и веди себя соответственно, или очень плохо кончишь! Я ещё помню, как вёл документацию Моретти Мертвец, даже без пометок там достаточно информации, которую не стоит выпускать за пределы клана.
Он зажмурился, сжался, но не пытался ни отстраниться, ни вырваться, явно намереваясь просто переждать это вспышку, это заставило меня успокоиться практически сразу. Я отпустил его, усадил обратно, поправил его галстук, налил чаю во вторую кружку, подвинул к нему.
— От плохих новостей мой дурной характер становится ещё более мерзким, — буркнул я в качестве извинения.
— Думаю, я смогу к этому привыкнуть, — сказал Ёсида, пытаясь улыбнуться. — В отличие от остальных, вы не смеётесь над моей глупостью, скорее даже пытаетесь помочь мне освоиться на новом месте.
Он немного помолчал, а потом решил перевести разговор на другую тему:
— Вы так и не открыли второй конверт…
— А смысл? — поморщился я. — И так понятно, что я там увижу.
На самом деле, выбор у меня был, как говорится, выход есть всегда, просто очень часто этот самый выход нам не нравится. Я мог бы официально отказаться от завещанного, один раз я уже так сделал. Только это снова будет означать, что клан окажется в затруднительном положении, да и тогда ситуация была совсем иной, тогда я выбирал между «правильным» и «честным», и не смог переступить через свою совесть. Но даже тогда, я остался выжидать удачного случая, разве нет? Я мог бы уехать не в Токио, в конце концов, Канто – территория Каи-гуми, а в Кансай, или на Хоккайдо, я мог бы вообще уехать из Японии! Нет, не в Европу, а в Америку, лучше всего, Южную, как можно дальше от всего этого. Я мог бы всё-таки покончить с собой, для того, чтобы перерезать себе глотку или броситься под поезд, помощники не нужны. Просто, когда Ямамото с вымученной улыбкой доказывал мне, что я отстал от жизни и вспарывать брюхо давно не модно, я представил, как будут опознавать моё тело, и желание убиться почти ушло. Так уж меня воспитали, что благо клана всегда стояло выше собственных желаний.
Я переехал в Токио, я отправлял открытки, звонил Хибари, чтобы узнать, как дела у ребят, потому что Хибари лучше всех способен отбросить эмоции. Только ему я сказал, где теперь работаю, Ямамото догадался сам, или просто спросил у него, но давно, иначе тот не удивился бы тому, что я в курсе некоторых новостей. Я не смог уйти до конца, порвать все связи, хотя, формально, я и не нарушал данного слова – не иметь дел с криминалом. Теперь эти «дела» пришли сами по мою душу, и, выбирая между «долгом» и «спокойствием»… Хотя, кто мне теперь даст это спокойствие?
Только сейчас я заметил, что придерживаю левую руку, прижимаю к себе, поглаживаю, будто пытаясь унять боль. Она давно уже не болит, но иногда ей «кажется», что ничего ещё не закончилось. Ёсида уже почти спокойно ждал, когда я закончу договариваться со своей совестью, и я подумал, что он не перечил судьбе, когда понял, во что ввязался, не пытался сбежать, отказаться, не спешил отмыться. Он делал то, что мог, пытался разобраться с бумагами, встретился со мной, чтобы решить вопрос с завещаниями. Его наверняка уже вызывали на каймен[17], и, зная, как сацу ведут дела, ничего хорошего он о себе там не услышал, но ведь не жалуется.
Возвращаться уже было слишком поздно, так что я взял второй конверт, и вытащил оттуда ещё одно завещание. Бумага более плотная, и текст не отпечатан, а каллиграфически выведен, я даже представил, как Иэмицу растирает тушь… Совсем немного текста.
— Я, Каи Иэмицу, называю Саваду Цунаёши своим наследником и следующим главой Каи-гуми, — прочитал я вслух, потом чуть сдвинул в сторону палец и убедился, что мне не показалось – в углу было мелко-мелко приписано карандашом, рядом со сделанным кровью отпечатком пальца. — И смени уже, наконец, фамилию!
Это было забавно, насколько я его помнил вполне в его духе, написать что-то такое в официальном документе, и всё же, я никак не мог понять, что я чувствую. Я не понимал, почему он сделал это, после всего, что случилось, но сейчас это и не было важно – назначь он преемником, например, Базиля, что было бы с кланом? С этой точки зрения, Иэмицу сделал единственно правильный выбор.
Я сложил завещание, убрал обратно в конверт, его спрятал во внутренний карман пиджака, а Ёсида всё ждал, что я скажу. Почти случайный человек, ещё не якудза, уже не катаги, но сейчас не было никого другого, кто мог бы считаться «начальством», никого, кто смог бы сделать всё как положено.
— Другие завещания надо огласить по правилам, — сказал я, пытаясь понять, не упустил ли я чего. — Нужно забрать тела из морга и организовать похороны, после провести церемонию вступления в должность. Иэмицу же жил в том доме в Хироо? Вполне подходящее место для подобных мероприятий, вот только организацией всегда занималась Орегано, я даже не знаю, с чего начать. Нужно разослать всем приглашения, да и ещё много чего…
Ёсида отвёл взгляд и зачем-то принялся рассказывать:
— Ещё когда переоформляли завещание, а попытался навести о вас справки – вы не сотрудник CEDEF, и в дочерних предприятиях вы тоже не значитесь. При этом вы разбираетесь в ситуации, знаете людей, которые погибли. Вы не были удивлены, увидев завещания. И смена фамилии…
Что на это можно было сказать? Что членов организации он мог увидеть только в электронных базах данных, о которых когда-то и не слышали даже? Или что очень многих и сейчас в этих таблицах нет? А может быть настало подходящее время для пафосной фразы, которая вертится на языке с начала встречи?
— Моя верность клану – вино пятнадцатилетней вдержки с привкусом вины. Что до фамилии… мой отец женился на моей матери по фальшивым документам. Когда-то я уже собирался сменить её, но не успел, и хорошо, что так – меньше проблем было. Теперь пришло время исправлять старые ошибки, время начать всё заново, и пройти до конца путь, с которого я однажды свернул.
Я убрал обратно в папку график стоимости акций за последние пятнадцать лет, допил чай, пытаясь занять руки.
— Первые поминки нужно было проводить вчера, но родственников у Иэмицу, кроме меня всё равно нет, — буркнул я, отчего-то чувствуя неловкость. — Турмерик и Орегано были женаты, но я не знаю, были ли у них дети. Базиль – брат Орегано… была ли у него жена? Не знаю. У Лал был парень, с которым они всё никак не могли назначить дату свадьбы… Но чем всё закончилось? Сегодня полноценные поминки надо проводить, но…
Ёсида побледнел, чуть ли не позеленел даже, с трудом выдавил:
— Полицейские проводили опознание, они говорили, что нужна экспертиза, я спрашивал, когда отдадут тела для похорон – сказали, что не раньше пятницы.
Я кивнул, почувствовав некоторое облегчение:
— Хорошо, хоть будет время подготовиться. Займитесь юридическими делами.
Мне хотелось выйти на свежий воздух – к своему стыду, до этого момента, я даже не думал о родственниках погибших. Я думал только о себе и о клане, с того самого момента, как услышал имена этих людей, я, пусть в глубине души, но уже знал, что моя инаугурация не за горами. Вопрос: «Были ли у Орегано дети?» у меня до этой минуты не возникал. Что если были? Это ничего не меняло, просто добавляло несколько пунктов к списку необходимых дел, и всё же, мне было стыдно, что я не подумал об этом раньше, как и о многом другом.